ЛЮДи · 18 декабря 2017
Дмитрий Акимов
и «Братья Карамазовы»
и «Братья Карамазовы»
«Карамазовы» выходят на большую сцену. Студенты ломают зубы об пьесы Федора Михайловича, а для Дмитрия Акимова — это часть работы, материал, который болезненно приживается, но с которым можно жить.
ТЕКСТ: САША ПОБЛИНКОВА 7.12.2017 ФОТО: АЛЕНА АМАНМАХОВА
Фото: Стас Ларев
Режиссер Иркутского академического драматического театра ставит трилогию спектаклей по «Братьям Карамазовым» Достоевского. Недавно свет увидел второй спектакль цикла – «Брат Алеша».
Работа над постановкой трилогии про Карамазовых идет не первый год, откуда изначально возник интерес к теме?
Это была идея тогда еще художественного руководителя драматического театра имени Охлопкова, Геннадия Викторовича Шапошникова. Его предложение было отправной точкой, а дальше – процесс был запущен.
Достоевский умеет вогнать читателя в депрессию. Тяжело с этим?
Я сегодня с утра читал Достоевского. Мне постоянно приходится соприкасаться с этим автором, хочу я того или нет. Ставить на сцене прозу очень сложно – ее нужно переложить фактически на другой язык, иногда это получается, иногда нет, но судить зрителю.
Работать над третьей частью трилогии по Карамазовым ты уже начал?
Нет, я решил сделать перерыв. Хотя я и говорю, что никогда не устаю, все-таки иногда наступают такие моменты, когда у тебя открывается какая-то эмоциональная яма, но, когда я начинаю заниматься другим делом, она проходит.
К слову о зрителе, насколько Федор Михайлович понятен публике?
У нас в театре сейчас идет три постановки по этому автору: «Игрок», «Идиот» и «Брат Иван», и все успешно. Достоевский – очень захватывающий. Я недавно задался вопросом о том, что герои у него всегда существуют в надрыве, в лихорадке. Но живут ли в обычной жизни люди в таком качестве постоянно? Я думаю, что нет.
Буквально в нескольких строчках может содержаться огромный сгусток эмоций, чувств, и мы можем отождествить себя со всем этим.
В творчестве Достоевского присутствует фантастический реализм, автор создает такие обстоятельства для своих героев, которые заставляют их действовать определенным образом, герои изначально не являются такими «больными», нет. Просто Достоевский создает вокруг них такую плотность событий, которые заставляют героя существовать именно по их законам.
В качестве актера тебе удалось побывать в роли Парфена Рогожина. Как сложились отношения с этим образом?
Я до сих пор это проживаю, каждый раз заходя на сцену. Для меня работа над образом не остановилась после выхода спектакля, мне интересно его играть, отождествлять с собой, находить в нем новые грани.
Мне сложно определить, получается у меня или нет, это нужно судить со стороны. Но вообще – и в том числе в отношениях с Достоевским – я разделяю два своих вида деятельности: актерскую и режиссерскую.
Работа актера связана с погружением в разные образы, в некоторые надолго, в некоторые нет, как получается отделять свою личность от личностей своих героев?
Из последних спектаклей, которые Дмитрий видел не в Иркутске, ему больше всего запомнился спектакль Юрия Бутусова «Добрый человек из Сезуана» в театре Пушкина. По его словам, театр всегда сохранит в себе человечность: режиссер оперирует разными формами, стилями, а потом у него в финале два человека просто ведут диалог – и это самое ценное, психологический театр.
У меня нет таких проблем, я не ощущаю дискомфорт от того, что я работаю над тем или иным произведением. И, если у меня возникнут такие проблемы, то это будет значить, что я человек профнепригодный: если ты не можешь моментально отключаться от каких-то вещей, то в этом случае нужно менять профессию, потому что это уже психическое расстройство.
Достоевский очень много говорил о боге, у тебя, после работы с его произведениями, как-то изменилось отношение к религии?
Это самый сложный вопрос. Я не могу сказать, что я абсолютно верующий человек. Если бы у меня не было таких сомнений, которые я имею на сей день (связанных с верой), то я бы не исследовал этот вопрос в творчестве Достоевского. Когда мои студенты спрашивают, во что я сейчас верю, я отшучиваюсь. Отвечаю, что верю в Достоевского.
Ты режиссер, актер и еще преподаватель, какая роль больше по душе?
Это три абсолютно разных вида деятельности, и каждая из них имеет свои сложности, свои радости, но, безусловно, они друг друга дополняют. Когда ты преподаешь на базе того, чем занимаешься профессионально, то тебе приходиться свой уровень повышать, ты глубже понимаешь какие-то вещи, открываешь в своей профессии что-то новое.
Преподавание – это тоже учеба, потому, что как только ты говоришь себе, что ты все умеешь, то это значит, что ты остановился, уже можно спокойно садиться в кресло-качалку и укрываться пледом.
Говорят, что кризис среднего возраста серьезно помолодел — не накатывает еще?
Я вывел для себя формулу, которая может казаться идеалистичной, но я считаю ее очень верной: когда каждый человек начнет заниматься только своим делом, тогда все будет хорошо. Я недавно студентам говорил: «Ребята, займитесь собой, займитесь своим делом, сделайте себя изначально лучше, тогда у вас не будет времени на рефлексию, на ненужные вопросы, то вы делаете или не то, сделайте сначала на сто процентов то, что от вас требуется, а потом вы увидите, ваше это, или не ваше».
Мы говорили, что кризис среднего возраста проявляется в неуверенности в себе: «Кто я и куда иду?». Я не задаюсь этими вопросами, я просто делаю свое дело, и стараюсь делать его честно. У меня нет времени на рефлексию, у меня достаточно много дел, которые мне интересны, я люблю свою профессию, и, возможно, благодаря этому, я счастливый человек.
Материал предоставлен журналом «Ирк.Собака.RU»