Проза в «Провинции»: Квартал

— Здорова, парни!

— Привет, Тимурка, — Федор раскрыл объятья . — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!

— Чо, уже синие, да? — Тимур достал самокрутку из потертого стального портсигара. — Там из наших есть кто?

— Да, только пиво дерьмовое. У тебя-то все в порядке?

— Как у бурятки.

Тимур вышел на свет. Взгляд у него был дикий и отсутствующий.

— Скажите, я сильно угашенный?

— Ё-мое, — Марк затушил бычок о подошву ботинка. — Опять шабили? С кем?

— Неважно! — Тимур растекся в улыбке и взял друзей под руки. — Го, внутрь?

— В ногах правды нет, — подытожил Федор.

На лестнице возникло легкое столпотворение. Дверь в бар и туалет обитали на одном пролете. Снизу, гоня перед собой ледяной воздух и сигаретный перегар, поднимались курильщики. Сверху, из огня и гама вышедшего на полуночное пике бара, в уборную ломились страждущие граждане. Преимущественно женского пола. Марк и Тимур уперлись в спину Федора, который, в свою очередь, остановился, пропуская каких-то девиц.

— Джентльмен! — Марк воздел руки, пародируя молитвенные бдения.

— Учитесь, пока отец живой!

Марк повернулся к Тимуру:

— Слушай, ты Аврору эту знаешь?

— Которая за баром? Видел пару раз.

— Что скажешь?

Тимур посмотрел в глаза друга. Накурено и оттого предельно вкрадчиво.

— Она похожа на всех твоих девушек сразу.

Марк коротко хохотнул.

— Ты же в курсе, мне нравятся с изюминкой.

— Я бы сказал — с изъяном.

Затор рассосался сам собой. Они вновь оказались в баре.

В какой-то момент Марк понял, что очень хочет чайную паузу. Горячую, сибирскую, на травах. Аврора принесла дымящуюся кружку. На подернутой паром поверхности кружились красные бусины ягод. Марк с наслаждением отхлебнул. Это было прекрасно, в голове слегка прояснилось.

— Как чай? — негромко спросила девушка, перегнувшись через стойку.

— Говно! — смачно изрек Марк.

Обиделась. Ушла, не сказав ни слова. Марк встал, выругался и, работая локтями, пробился к Федору. Потная толпа попыталась было его задушить, но в этот раз обошлось. В груди стало зло и гадостно.

— Федя, курить идем? — Марк грубо схватил друга за руку, отрывая от приятного женского общества.

— Такие мужчины и без огня?! — Федор был пьян и развязен. — Сына, тебя в детстве хорошим манерам не учили?

— Ладно, извини, отец. Пойдем, выпьем тогда.

— Ну пошли, коль не шутишь.

Дамы остались с двумя бутылками шампанского, а перед друзьями словно по волшебству вырос маленький столик с графином местной самогонки и тарелочкой мелко порезанного лимона. Картина маслом. Натюрморт.

Федор медленно и демонстративно закурил, хотя курить здесь по парадоксальному отечественному закону было запрещено. Все, как в старом шлягере: «Наркотики нельзя, но можно водку».

— А в тебе?

— Ты от ответа-то не уходи. Вот ты девушку обидел — во-первых, ни за что, а во-вторых, что в двойне гнусно, она ведь в твоем духе.

— Затянуться дай.

Марк вдохнул сладкий дым, передал недокуренную сигарету, отхлебнул воды из «запивочного» стакана.

— Просто я — Зилов.

— Кто, бля?

— Зилов! Филолог ты херов.

— Твою ж мать… Понятно. Ты может и на охоту собрался? Ружье ведь есть, и патроны.

— В Южную Америку.

— С поправкой на век то на то и выходит.

— Вот-вот.

— Только Зилов никогда не уедет из города, ты это понимаешь?

— Я этого боюсь.

Помолчали. Выпили. Лимон обжигал гортань похлеще самогона. Клин клином.

— Федя, как думаешь, мы правильно живем?

— Надо Оле позвонить, она всю правду скажет.

— Точно!

— Только поздно уже, четвертый час.

— Внатуре.

— Я одно знаю — утром проснусь, протрезвею и снова все черно-белое.

— Ты попрыгай и на вторяках будешь. Один мой знакомый так всегда делает.

— Умный дохера. Бывай, короче, поехал я.

— Уже?

— Меня ждет Артур, Хонда, бордовый, 765.

— Я тебе сколько должен?

— Сочтемся.

Вдруг появились дружки-пирожки. Пьяные и шумные. Начали уговаривать ехать на какую-то вписку у черта на рогах. Марк уперся, послал всех на три буквы: грубо, громко, со знанием дела. Разбил бокал, дал кому-то по лицу. Потом дали ему. Много раз. Крутили, тащили вниз по лестнице. Он укусил ближайшего урода за руку, вырвался. Схватил стул, кинул в преследователей. Грязно материл всех поименно. Сзади навалились, повалили, жестко врезали по почкам. Затем вмешался бармен — бывший боксер всех быстро успокоил. Друзья уехали. Марк остался.

Помещение опустело. Стало очень тихо и пронзительно. Он сидел за баркой и тупо пялился в полупустой стакан выдохшегося пива. Напротив стояла Аврора. Она протянула ему стакан холодной воды.

— Ты зачем так напился, Марк? — сочувственно-иронично спросила девушка.

— Не обиделась?

— Будем считать, ты мне должен.

— Заметано.

— Ты помнишь, как плясал тут?

— Чего-чего?

— Час назад отплясывал, как сумасшедший. Руками махал, гитару терзал, орал «Creep», потом всех матом посылал. Тебя друзья еле угомонили.

— Не помню нифига, — Марк упер пальцы рук в голову и начал массировать виски. — К тебе приставал?

— Пытался.

— Бля.

— Вот именно — бля.

— Тебя в школе ручкой в спину тыкали пацаны с задней парты?

— Может быть, а что?

— Ну вот это примерно то же самое.

— Едь домой, Марк.

— А ты?

— Я тоже уезжаю, закрываемся.

— Такси вызвала?

— У меня парень есть, и он за мной приехал.

Аврора села напротив Марка и аккуратно сложила руки одна на другую.

— Тебе почем знать?

— Мне доложили. Видели твоего бородатого, точно говорю.

— Вот ведь козлина!

Девушка порывисто приподнялась и махнула стопку чего-то крепкого.

— Бросай его, бросай бородатого.

— Точно?

— Стопудово.

Аврора встала и устало, опустошенно провела ладонью по лбу.

— Теперь тебе точно пора. И я поеду. Увидимся.

— Бросай, говорю! — Марк грохнул стаканом по барке. — Заберу тебя… куда-нибудь.

— Хорошо, а дальше что?

Аврора смотрела прямо и спокойно, в уголках ее рта появилась грустная, немолодая улыбка. Марк опустил голову. «И, правда, — что?» — подумал он. Подумал и уснул.

Светало. За окном, и в голове. Марк обшарил себя: лопатник на месте, дудка тоже. Уже что-то. Из внутреннего кармана пуховика посыпались купюры максимального номинала вперемешку с мелкими долларовыми бумажками. С этим предстояло разобраться позже. Как и со вторым мобильником, который обнаружился тут же, на заднем сидении. Трубка была отключена и могла принадлежать кому угодно. Включая Путина, Навального или Гарри Поттера.

Машина натужно завыла, вкатываясь на лесистый пригорок. Городские выселки. Редкие, болезненно-худые березы вырастали из снежных наносов. Зима в этом году выдалась обильная, хотя большую ее часть Марк, к счастью, не застал. Сегодня его окружала Сибирь, и здесь не было, не могло быть другого и по-другому. Умрешь — начнешь опять сначала. И повторится все, как встарь.

Он начал узнавать окрестности. Вновь потянулись ряды взгромоздившихся на пологие холмы пятиэтажек. Это был его район. Родное гетто. Никаких бандитов и неглубокой могилы в лесу. Просто еще одно утро без конца и начала, где алкогольный дурман сменяет бездна трезвости.

Такси уехало, визжа голой резиной по укатанному снегольду. Марк пошел в сторону подъездной двери. Его слегка покачивало. У самого входа в кармане джинс загудел один из смартфонов. Глухая хрипотца в голосе Федора намекала на старт уничтожительного похмелья.

— Ты жив?

— А ты?

— Я уже на работе.

— Опять перегаром коллег пугаешь? Тебя точно уволят.

— Я уже на испытательном сроке. Если начальник сейчас придет, мне конец. Ты из Квартала-то выбрался? Чем все закончилось?

— На районе. Там такое творилось…

— Дрался опять?

— Скорее нарывался на праведный удар по харе. Я почти ничего не помню.

— Как обычно. Так что у тебя с Авророй?

— Как в той песне Высоцкого, только наоборот.

— Это где про Париж?

— Нет, где про стены с обоями.

— Так-так, значит: «Хорошо, что вдова все смогла пережить, пожалела тебя

и взяла к себе жить»?

— Ага.

— А почему наоборот?

— Не вдова, и не взяла.

— Правильно сделала.

— Вот именно.