Василий Кучеренко о пластинках, джазе и работе на радио

В начале семидесятых у меня появился первый виниловый проигрыватель и началось. Кто-то считает, что мне нравится винил как ностальгия с потрескиванием. На самом деле, у меня почти нет пластинок, которые бы шуршали или поскрипывали. На более-менее приличной воспроизводящей аппаратуре такого просто быть не может. Многие «винилисты» города знакомы между собой, мы иногда встречаемся, вместе слушаем музыку, делимся впечатлениями, иногда выпиваем по бокалу хорошего вина. Все, кто занимается винилом, условно делятся на три категории: аудиофилы, филофонисты и меломаны. Я, скорее, отношусь к последним, мне важна сама музыка. Хотя несколько «легендарных» и «тех самых» пластинок у меня тоже есть. Я почти не скачиваю музыку из интернета и редко покупаю CD, если я вижу новую интересную мне позицию, то просто дожидаюсь, когда она появится на виниле.

Ярчайшие впечатления оставил певец Seal, он всегда считался исполнителем на стыке рока и «соул», и вдруг в конце семнадцатого года выпустил альбом джазовых стандартов. Я нашел его на виниле в любимом музыкальном магазине — радость была безмерная. А вот, что не нравится: в музыке появилось много компиляторов и «изобретателей велосипедов». Часто из одной хорошей старой песни эти ребята способны сделать шесть своих шлягеров. Музыка прошлых лет содержала в себе гораздо больше идей. А сегодня наступило время синтетики, идет роботизация музыки

Первый опыт глубокого общения с музыкой был классический: в музыкальной школе, где я учился, были отличные уроки муз. литературы, мы много слушали. Я люблю классику на довольно «поверхностном» уровне: Моцарт, Чайковский, Бах, Бетховен, Гайдн и т.п. Мне кажется, что такой уровень подготовки должен быть у каждого образованного человека и ратую за то, чтобы родители отдавали детей в музыкальную школу. Я мечтал играть на гитаре или фортепиано, но в Черемхово, где я родился, в музыкальной школе не было ни того, ни другого, и пришлось осваивать баян. Вообще это хороший инструмент, немецкий, кстати. На нем потрясающие звучат протяжные русские народные песни, а еще баховские прелюдии, для них — это вообще инструмент номер два после органа. Когда играешь, по телу аж мурашки пробегают.

Знакомство с джазом у меня состоялось намного позже, чем с рок или поп музыкой. Думаю, для джаза нужны верные «точки вхождения», точное попадание, а если этого не случится, ты все время будешь корчиться от звуков джаза. Я счастлив, что у меня все началось с «джазовой» оперы Джорджа Гершвина «Porgy and Bess» с Луи Армстронгом и Эллой Фицджеральд.

Эта вещь меня просто сразила, потом в моей жизни появился джаз-рок и так далее. Не думаю, что такой перекос в сторону джаза у меня бы состоялся, если бы не «Радио Пик», совладельцем и со-создателем которого я имел честь быть. У нас строгого формата не было, мы просто стремились давать слушателям качественную музыку разных жанров. Была масса авторских программ от классики до русского рока, но по джазу никого не было, вот я и занялся. Позже, когда я получил приглашение участвовать в качестве ведущего на джазовых фестивалях, меня уже позиционировали как «джазового аналитика». Честно говоря, за годы работы от джаза я немного устал. Такое бывает, когда ты заслушиваешь любимую музыку до дыр, немного отходишь от нее, а потом снова возвращаешься. Джаз всегда со мной, но, тем не менее, я в большей степени слушаю сейчас другую музыку: рок, фанк, поп, диско, электронику.

У нас была фирма, которая занималась тиражированием аудио на кассетах. Основным был принцип качества, мы всегда писали на хороших аппаратах, даже вкладывали в кассеты мои рецензии, некоторые до сих пор их хранят. Когда начался бум видео на кассетах, мы тоже стали это делать, благо, законодательство тогда позволяло. Но нам хотелось какого-то более цивилизованного рода деятельности, и в девяносто шестом году решили открыть свое радио. Впоследствии на смену радиостанциям-одиночкам пришли «центровые» холдинги, они задавливали локальные станции и по рекламе и по другим аспектам. Так что в первый финансовый кризис стало довольно тяжело. Но, тем не менее, из всех ипостасей, в которых я работал, лучше всего радио. Именно оно дает человеку, который сидит за микрофоном и ведет авторскую программу, наибольшую степень свободы. Вот эфир, и здесь я сам себе хозяин.